И ты, и я, мы оба знаем,
Артхаус вечен, не болтлив.
Все то, что мы не замечаем,
Расскажет, тот кто молчалив.

Не повседневность,
но искусство (!)
Уметь «читать»,
а не смотреть.
Сквозь кадры «вжить»
чужие чувства,
Артхаус учит нас и впредь.

Давай вдвоем с тобою ныне
Откроем эти кадры вновь.
И в наши мысли тут же хлынет
Проникнет вдруг чужая кровь.

Какие ты картины знаешь?
Ну вот, «Проклятье» Бе’ла Тарр.
Прекрасно, ты вновь украшаешь
Свой мир и чувства (божий дар)!

Бывает, знаешь, не ложатся
На вкус ни съемки, ни сюжет.
Они ведь могут облажаться
На весь потраченный бюджет.

Как всё, однако, неслучайно,
Задумался вдруг ночью я.
Быть может это я скучаю,
Что НЕТ…
чувств сильных у меня.

Артхаус это ли не сила?
Однажды, помню, я смотрел
Про женщину — она любила.
Мужчина всё же проглядел.

И было в черно-белой ленте,
Всего один простой призыв.
Вы женщин оставлять не смейте,
Не оставляйте, обнажив.

Я знаю, это были чувства,
Задетые как голый нерв,
Внутри у женщины — все пусто,
Надежды нет и смерть — не блеф.

И так и было — все без крика,
Без лишних слов и без мольбы,
С безволием от Оси Брика*
Сидел мужчина без борьбы.

Сидел и видел, как в окошко
Мелькает там и тут вагон.
Они, как годы понарошку
Или минуты шли все вон.

Итак картина поменялась:
Мы видим: женщина зашла
На кухню, где мужчина, пялясь,
Не от отводил от стен глаза.

Она зашла бездумно в ванну,
Но не принять ее, увы,
Что ж, пересказывать не стану,
Что с той случилось стороны.

Но вот промчались понемногу,
Рассеялись вагоны, но
Мужчина медлил, он дорогу
Всю знал, и знал уже давно.

Вот так сидел мужчина бледный
И, неподвижный, думал он,
А может, и не думал, бедный,
Сидел себе в немом кино.

И долго это продолжалось,
И — ни сомненья одного,
Лишь ощущенье: что-то сжалось
Внутри мужчины самого’.

И долго, долго это было,
Но что? Надежда у него?
А может, вдруг, она любила,
Его и только одного?!

Он встал и, видимо, не веря,
Открыл дверь ванной, не спеша.
И взгляд застыл, застыло время,
Застыла вдруг моя душа…

Как нить натянутой веревкой,
Где бытом сохло их бельё,
В раз чувства лопнули, неловко
Ком подступил, да — не враньё.

Артхаус — мир предельно тонкий,
И скромный с виду, и простой,
И пусть для жизни он — короткий,
Но очень, очень уж живой.

• Осип Брик — муж Лилии Брик,
  которую как известно до безумия
  любил Маяковский, жили они
  втроем, и Ося (как его назвали
  все) являл такое олицетворение
  полного безволия сделать хоть
  что-то с Лиличкой, даже просто
  поговорить с ней по-мужски,
  что я решил привести этот
  образ в своем стихотворении.
  Не обладая ни силой воли,
  ни желанием что-либо изменить,
  он лишь мягко успокаивал
  Маяковского после каждого его
  взрыва от негодования по поводу
  частых измен любимой ими обоими женщины.